Впрочем, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен. (с)
Серый рассвет
Моя ранняя работа. Про чуму. Это моя любимая тема, есличо.
читать дальшеСерый рассвет поднимался над серым полем.
В этом году и небо, и земля надели траурные наряды, потеряв остатки надежды.
Эта самая надежда ошметками летала по коммуне. Разговоров и сплетен было не сосчитать, горожане уже боле верили в идолов, нежели в Божественную кару и Снисхождение. Церковь теряла свое влияние.
Господин Ласкомб прибыл в город раньше Инглиса. Ему надо было бы сразу сообщить о своем прибытии мэру, нанявшему его, однако Фредрик решил сначала отдохнуть в небольшой гостинице, удобно расположенной у входа в город. До поместья мэра было еще минимум два часа пути, а Ласкомб смертельно устал.
Гостиница, имеющая весьма мрачное название «Зеленый дьявол», уже три раза подвергалась сожжению, и три раза воскресала из пепла благодаря рукам кудесников-ремесленников (и совсем немного деньгам хозяина гостиницы). Люди посчитали это божественным знаком и прекратили оказывать всяческое вмешательство в и без того бурную жизнь постоялого двора.
Гостиница никоим образом не охранялась, что навело Фредрика на мысль, что это не лучшее заведение для людей его сословия, однако он решил в виду усталости снизойти до убогого.
Ласкомб вошел в маленький коридорчик и прошел далее, в средних размеров залу, служившую харчевней. Ему навстречу выбежала девушка, любезно поинтересовавшись, что ему здесь надо в такую рань. Узнав, что он только приехал в город и желает отдохнуть, она предложила ему оставить «свою дохлую клячу в конюшне, чтоб не украли».
«Н-да, - подумал Ласкомб, - Чего еще ожидать от местной деревенщины? » В последнее время, полное встреч с помещиками и сеньорами, он совсем позабыл о простом народном говоре.
- Ваше предложение очень любезно, и я, должно быть, не откажусь, - вежливо ответил Фредрик.
Девица, наконец сообразив, что перед ней не очередной бедный путник (впрочем, по одежде это определить было трудно), посторонилась, приглашая его пройти в харчевню, а заодно и остановиться здесь на ночь, а то и на две.
Бросив ей пять пенни, Ласкомб прошел в душную залу. По углам чадили свечи, пропитанные совсем уж чудовищной смесью. Окна были грязными, и через них едва пробивался грязный солнечный свет. Мебель, состоявшая из деревянных столов и лавочек, была по большей части потрескавшейся. Запахи ужасали воображение непривычного. Впрочем, Ласкомбу было не привыкать…
В харчевне был всего один посетитель. Это был еще не старый мужчина в дешевой холщевой одежде примерно одного цвета: и линялые штаны, и бывшая белой рубаха давно приобрели одинаковый буро-серый цвет с какими-то разводами. Лицо мужчины было под стать одежде: красно-серое, распухшее, поросло густой бородой, в которой застряли кусочки пищи и прочий сор. Глаза гноились.
Он допивал кружку, похоже, с дешевым элем. Одним глотком допив содержимое пинты, он с грохотом упал на стол, потом под стол. Фредрик бросился к нему, но сам справиться с массивной тушей завсегдатая не сумел, и потому позвал хозяина и челядь.
Челядь примчалась первой, но что-либо делать не спешила и ожидала, надо думать, хозяина постоялого двора.
С ворчанием в залу с лестницы спустился сам хозяин. Он был человеком маленьким, как по росту, так и по образу жизни. Раскосые глазки скользили по всем предметам и присутствующим, пытаясь определить их натуру, количество денег в кошельке и пригодность к работе.
- Чего тебе?! – грубо рявкнул он, увидев Ласкомба, - Харчевня открывается с рассветом…
- Солнце уже осветило дорогу мне, - отозвался тот, - Меня пригласила служанка. А теперь глядите-ка сюда.
- И что же тут такого? – продолжал сердиться хозяин, решив, похоже, что из Ласкомба много денег не выжмешь. – Он тут всегда. Выкинь его где-нибудь на улице и сгинь.
- Не очень-то вы любезны, надо говорить, с посетителями. Верно, поэтому зала пуста, а вы злы. Сей человек… Предоставьте-ка мне комнатку, я заплачу.
Хозяин уже куда внимательней посмотрел на гостя.
- Конечно, конечно, - засуетился он, - Идемте, вот здесь…
- Помогите перенести его.
Десятью минутами позже пьяница был уложен на твердой кровати с соломой вместо матраца. Фредрик распорядился, чтобы ему принесли таз или любую емкость, и вскоре получил его. Хозяин харчевни был напуган, - уж не ведьмака ли к ним занесло? - но стоял столбом и следил за действиями Ласкомба.
В медный таз натекло около полпинты мутной, черной крови. Мужчина задергался, врач отпустил его и обмотал разрез тряпкой.
Фредрик смотрел, как лицо мужчины медленно приобретает прежние цвета.
- Кто он? – негромко спросил он.
- А, - махнул рукой хозяин, - Пьянчуга всего-то. Сэм его зовут. Сэм Стракс, вроде бы. Откуда он вообще берет деньги на эль, мне неведомо, но ради пинты он исхитряется их достать. – тут он нервно хихикнул. – А вы, верно, врачеватель, нанятый мэром, да-а?
- О, слава бежит впереди меня, - улыбнулся Фредрик. – Фредрик Райан Ласкомб к вашим услугам.
- Пройдемте вниз, - пригласил хозяин, - Зовите меня Стив. Да-да, просто Стив, безо всяких ненужных формальностей…
Они присели за столик. Стив, выказывая уважение к гостю, лично сходил в погреб и принес бутылку хорошего эля и ломоть черствого хлеба с жаренной свининой. Все это он поставил перед врачом, но тот отхлебнул лишь немного эля. Решив, что все формальности гостеприимного хозяина закончились, Стив снова вернулся к разговору.
- Вы уж не обессудьте, что я так нелюбезно принял вас. Видите ли, ваш видок не говорит о вас ничего хорошего. Еще думал, как только вас, господин Ласкомб, в город-то пустили…
Фредрик слегка поморщился. В пути на него три раза напали разбойники, и все его сопровождающие погибли.
Завидев недовольство посетителя, хозяин спешно прекратил распинаться на эту тему.
- Ну, господин Ласкомб, вы очень вовремя прибыли… Чернь-то совсем разбушевалась.
- Чернь? – приподнял брови Ласкомб.
- Кто чернью эту дрянь зовет, кто порчей, а кто-то и Божьей карой ее именует… В одном все сходятся: кара это, да, беда на нашу бедную голову. Одно хорошо: не одни мы такие, не нам одним страдать. Да, в общем-то, мне пока страдать и не приходится! Посетителей все больше приходит обсудить чернь эту, а все они и выпить желают, и закусить…
- Что же, господин Стив, хорошего в том, что столько людей гибнет от нее?
Хозяин натужно расхохотался.
- Бросьте, Ласкомб! Вам-то вообще лучше всех! Это ж сколько денежек вы каждый день гребете-то, лопатой, верно…
Фредерик плотно сомкнул губы.
- Я здесь не ради денег, а чтобы оказать помощь умирающим. Уж простите, господин Стив, я очень устал с дороги, и мне предстоит множество работы. Так что не утомляйте меня пустыми разговорами и предоставьте комнату.
Хозяин тут же засуетился, рассыпаясь в извинениях и заверениях, что все-то он сделает должным образом. О деньгах он предпочел не напоминать, рискуя остаться без них.
Фредрик получил лучшую комнату, принадлежащую до этого самому Стиву. Тот услужливо поставил чемоданчики с инструментами и одеждой по углам и исчез прежде, чем ему об этом напомнили. Ласкомб, раздевшись, лег на кровать и сразу же уснул. Сегодня ему требовался отдых.
Проспав два часа, Фредрик приступил к приготовлениям.
Инглис приехал вечером. Решив не тревожить мэра, ибо было уже довольно поздно, он заехал в город и остановился в гостинице «Гарцующий пони», не такой обнищалой, как «Зеленый дьявол».
Инглис решил, что приехал раньше Ласкомба. Однако утром он встретил его у харчевни «Гарцующий пони».
- Какая встреча, Фредрик!
- Добрый день, господин Инглис.
Инглис весело улыбнулся, но улыбка эта боле походила на улыбку мертвеца. Ласкомб непроизвольно вздрогнул.
- Я полагаю, вы только приехали.
- О, я прибыл сюда вечером. Как раз искал тебя. Ах, мне бы и в голову не пришло, что ты будешь у мэра, и я не ошибся. Чего же ты ждешь? Верно, пора бы собираться, иди же. Мне было бы любопытно, где же ты провел эту ночь. В захудалой харчевне?
Фредрик не ответил. Он коротко кивнул головой и попрощался, сказав, что следующая встреча должна быть возле поместья мера.
Вернувшись в «Зеленого дьявола», Ласкомб собрал свои вещи и надел костюм. Закончив приготовления, он направился к выходу. В харчевне было уже не протолкнуться, но люди, увидев его, непроизвольно расступались.
- Уже уходите? – услужливо спросил Стив.
- Да, мне следует начать работу. – Фредрик повернулся к нему, и хозяин перекрестился.
Врач хмыкнул и злорадно ухмыльнулся, но под клювообразной маской это было мало заметно. Не видна была и его мертвенная бледность, и черные круги усталости под красноватыми глазами.
- Всего хорошего, господин Стив, было очень приятно иметь дело с таким человеком, как вы. Надеюсь, что не избегу еще одной встречи с вами!
Хозяин еще долго мог бы смотреть в черную спину удаляющегося врача, гадая, был ли это тонкий юмор, но его подозвали грубыми криками и толчками.
На следующее утро Инглис и Ласкомб приступили к работе.
На улице стоял жутковатый запах тлена и крови. Крысы были повсюду, они бегали по улицами, по лежащим людям, попадали под дилижансы и валялись трупиками на дорогах.
Инглис был в странно приподнятом настроении.
- Чудно, чудно! – приговаривал он, - Чудно, Фред! Прекрасный день!
Ласкомб провел рукой в перчатке по стеклам очков. Мелкий осенний дождь противно моросил, намокали и мутнели стекла. Травы забивали ноздри противными и давно надоевшими ароматами… Он бесцельно повертел палочкой в руках.
- Здесь, любимый друг, мы разойдемся. Я пойду туда, ты обратно. – Инглис хохотнул. – Удачи! Нечто грандиозное ждет нас сегодня, - пробормотал он, когда Фредрик, кивнув, пошел своей дорогой.
Далеко он не отошел. Сразу же склонился над почти уже мертвой женщиной, лежащей на дороге. Померял палочкой пульс. Еще жива. Надо бы сделать кровопускание, но сначала благословить больную… Ласкомб достал из торбы сушеные лапки жаб и приложил их к щекам и прикрытым векам женщины, затем прошептал над ней молитву. Первая помощь была оказана.
Неожиданно сверху открылось окно, и толстая красная женщина вылила горшок с нечистотами прямо на врача и больную.
- Пшли вон, лазют тут, под окнами! – крикнула она. - Колдовство творют, не иначе ж!
Ласкомб молча смотрел на захлопнувшиеся резные ставни грязно-зеленого цвета, на грязь на нем и на женщине, на вылезшую крысу. Он согнал животное. Схватив пробегавшего мальчишку, он приказал: «Отнеси ее под навес, живо!» Вздрогнувший мальчишка повиновался немедля. Вскоре он уже тащил ее по грязным улицам в небольшие палатки.
Ласкомб проводил мальчишку взглядом. Затем посмотрел вверх. Туда, где было окно с резными, зелеными ставнями. Фредрик уже почти ненавидел его. Поддавшись искушению, он поднял камень с земли и бросил в окно и бросился куда подальше, пока краснолицая женщина, презиравшая докторов и больных, не вылезла с еще одним горшком.
Вечером Инглис и Ласкомб встретились в «Зеленом дьяволе».
- Как дела, друг мой? – спросил его Инглис, радостно улыбаясь.
- Превосходно.
- Ну, Фред, что же ты так угрюм? Получивший гонорар в сорок тысяч фунтов выглядит совсем не так! Да, маска тебе идет больше твоего лица! Эй, Стив! Иди сюда, дружище, налей-ка мне еще, выпьем за здоровье, твое и особенно мое! – Инглис рассмеялся, заглушая своим смехом жалкий фальцет Стива, как бы тот ни старался.
Фредрик и вправду сидел угрюмый. Временами было приятно, даже очень приятно, что люди боялись его. Стоило подойти, как все вздрагивали, начинали нервозно оглядываться, стараясь найти оправдание, куда б деться. Разве что больные не убегали, да и мертвецы не сильно рвались. Но иногда он чувствовал злость и… страх, да, пожалуй, страх. Неуверенность, нотку ереси в своих вроде бы богоугодных деяниях…
Правда, докторам не разрешалось вступать в очень тесные отношения с жителями городов, пораженных скверной. Их даже держали в специальных помещениях по ночам. Но Инглиса в четырех стенах было не удержать, и он, кажется, вечерами забывал о своем долге.
- Ну-у, Фред, а чего ты не пьешь? – протянул он.
- Спасибо, не хочется. Простите, Уильям, я пойду, должно оказать помощь всем, а я и так достаточно отдохнул. Всего хорошего. – Фредрик оделся в своей комнате и вышел из харчевни. Здесь ему больше делать нечего.
Прошло три дня. Три дня, долгих, как три столетия. Нет, тридцать столетий… Три серых рассвета и три кроваво-бурых заката. Утром Фредрик собрался и вышел из комнаты, предоставленной ему мэром в своем поместье. Здесь он проводил все время, не поддаваясь на провокации Инглиса.
На выходе на него буквально налетел Инглис. Маски на нем не было. Подбородок, нос и лоб его были красными, а щеки – бледными. Но он был не пьян, а смертельно напуган.
- Фре-е-ед, - прокричал-провыл он, - Я ви-идел… ЭТО!!!
- Господин Инглис, если вы о чуме, я тоже это видел.
- Нет же, дуралей, на себе!
Тут уже Ласкомб отпрянул.
- Что?!
- Что слышал! – Инглис схватил его за грудки, - Ты понимаешь?! Я обречен!
Фредрик пораженно молчал – эти слова произвели на него большее впечатление, нежели сам факт. Инглис наконец отпустил его.
- Надо бежать отсюда, может, тогда она пройдет! Только не забудь деньги потом забрать, понял?!
Он внимательно присмотрелся к Инглису: пот выступил на нем, он дрожал и мял в руках черную шляпу.
- Вы сказали – бежать? – медленно переспросил Ласкомб.
- Именно так я и сказал, - раздраженно подтвердил Инглис.
- Мы приехали сюда, зная, что можем умереть. Но мы приехали не дать погибнуть другим. Сколько жизней ты спас, Уильям? Много ли? Эти три дня ты говорил о деньгах и спорил с мэром о стоимости нашей работы. А скажи мне, сколько погибли, а? Вот сколько ты заработал на самом деле? Ты - трус. Забирай свои деньги и сам беги отсюда отсюда! - Ласкомб отвернулся и пошел.
Инглис смотрел на него не мигая, затем побелел окончательно. Он бросился на Фредрика, сорвал с него маску и схватил за шею. Уильям был старше его, даже стар – ему шел уже сороковой год, а Ласкомб только-только принял клятву Гиппократа и был молод. Они недолго боролись, и наконец Инглис придушил Фредрика.
Уильям истерично засмеялся – смехом человека, знавшего, как близко он к смерти. Смехом человека, уже не осознававшего, что он делает. Инглис заплакал, затем снова засмеялся. Он катался по полу, кричал, выл, кашлял. Наконец он застыл, лишь иногда вздрагивая.
Солнце еще не встало, а вокруг главной площади собралось много народу. Люди перекрикивались через всю площадь, обсуждая происходящее.
- Вот она! - надрывался вития, стоящий на самом краю эшафота, - Вот она - ведьма! Вот она - Черная Смерть!!!
- Да какая ж она черная, если рыжая?! - заорал кто-то.
- Ну ты темный! Дурак, что ли?! Это она притворяется!
- Ведьма! Ведьма!
- Что вы на деваху, это жиды все!
- Какие еще жиды? Видишь - вот она, ведьма, вот она! При чем тут жиды?!
- Же-ечь ведьму!!!
Нагая молодая девушка с жидкими и грязными рыжими волосами была привязана к высокому столбу. Она склонила голову набок и тяжко дышала от сильного изнеможения и боли - ее тело была покрыто следами пыток. Вокруг нее палачи сноровисто раскладывали сухие поленья.
- До-о-оченька! - голосила уже седая женщина в сером вышитом чепчике и ветхом красном платье.
Пламя взметнулось вверх. Девушка страшно закричала - кожа ее начала вздуваться и лопаться. Волосы, брови и ресницы сгорели еще быстрей.
- Это ве-едьма, видите! - продолжал кричать вития, - Видите, что с ней! Точно ведьма!
Одиозная фигурка ведьмы превратилась в пепел. Потом старый священник облил святой водой эшафот и прах. Толпа, весьма разочарованная, - они желали видеть нечто более грандиозное - разошлась.
Ночь неохотно уступала место дню - будто невежество язычников Божественному просветлению. Бог же ознаменовал этот день блеклым серым рассветом.
Моя ранняя работа. Про чуму. Это моя любимая тема, есличо.
читать дальшеСерый рассвет поднимался над серым полем.
В этом году и небо, и земля надели траурные наряды, потеряв остатки надежды.
Эта самая надежда ошметками летала по коммуне. Разговоров и сплетен было не сосчитать, горожане уже боле верили в идолов, нежели в Божественную кару и Снисхождение. Церковь теряла свое влияние.
Господин Ласкомб прибыл в город раньше Инглиса. Ему надо было бы сразу сообщить о своем прибытии мэру, нанявшему его, однако Фредрик решил сначала отдохнуть в небольшой гостинице, удобно расположенной у входа в город. До поместья мэра было еще минимум два часа пути, а Ласкомб смертельно устал.
Гостиница, имеющая весьма мрачное название «Зеленый дьявол», уже три раза подвергалась сожжению, и три раза воскресала из пепла благодаря рукам кудесников-ремесленников (и совсем немного деньгам хозяина гостиницы). Люди посчитали это божественным знаком и прекратили оказывать всяческое вмешательство в и без того бурную жизнь постоялого двора.
Гостиница никоим образом не охранялась, что навело Фредрика на мысль, что это не лучшее заведение для людей его сословия, однако он решил в виду усталости снизойти до убогого.
Ласкомб вошел в маленький коридорчик и прошел далее, в средних размеров залу, служившую харчевней. Ему навстречу выбежала девушка, любезно поинтересовавшись, что ему здесь надо в такую рань. Узнав, что он только приехал в город и желает отдохнуть, она предложила ему оставить «свою дохлую клячу в конюшне, чтоб не украли».
«Н-да, - подумал Ласкомб, - Чего еще ожидать от местной деревенщины? » В последнее время, полное встреч с помещиками и сеньорами, он совсем позабыл о простом народном говоре.
- Ваше предложение очень любезно, и я, должно быть, не откажусь, - вежливо ответил Фредрик.
Девица, наконец сообразив, что перед ней не очередной бедный путник (впрочем, по одежде это определить было трудно), посторонилась, приглашая его пройти в харчевню, а заодно и остановиться здесь на ночь, а то и на две.
Бросив ей пять пенни, Ласкомб прошел в душную залу. По углам чадили свечи, пропитанные совсем уж чудовищной смесью. Окна были грязными, и через них едва пробивался грязный солнечный свет. Мебель, состоявшая из деревянных столов и лавочек, была по большей части потрескавшейся. Запахи ужасали воображение непривычного. Впрочем, Ласкомбу было не привыкать…
В харчевне был всего один посетитель. Это был еще не старый мужчина в дешевой холщевой одежде примерно одного цвета: и линялые штаны, и бывшая белой рубаха давно приобрели одинаковый буро-серый цвет с какими-то разводами. Лицо мужчины было под стать одежде: красно-серое, распухшее, поросло густой бородой, в которой застряли кусочки пищи и прочий сор. Глаза гноились.
Он допивал кружку, похоже, с дешевым элем. Одним глотком допив содержимое пинты, он с грохотом упал на стол, потом под стол. Фредрик бросился к нему, но сам справиться с массивной тушей завсегдатая не сумел, и потому позвал хозяина и челядь.
Челядь примчалась первой, но что-либо делать не спешила и ожидала, надо думать, хозяина постоялого двора.
С ворчанием в залу с лестницы спустился сам хозяин. Он был человеком маленьким, как по росту, так и по образу жизни. Раскосые глазки скользили по всем предметам и присутствующим, пытаясь определить их натуру, количество денег в кошельке и пригодность к работе.
- Чего тебе?! – грубо рявкнул он, увидев Ласкомба, - Харчевня открывается с рассветом…
- Солнце уже осветило дорогу мне, - отозвался тот, - Меня пригласила служанка. А теперь глядите-ка сюда.
- И что же тут такого? – продолжал сердиться хозяин, решив, похоже, что из Ласкомба много денег не выжмешь. – Он тут всегда. Выкинь его где-нибудь на улице и сгинь.
- Не очень-то вы любезны, надо говорить, с посетителями. Верно, поэтому зала пуста, а вы злы. Сей человек… Предоставьте-ка мне комнатку, я заплачу.
Хозяин уже куда внимательней посмотрел на гостя.
- Конечно, конечно, - засуетился он, - Идемте, вот здесь…
- Помогите перенести его.
Десятью минутами позже пьяница был уложен на твердой кровати с соломой вместо матраца. Фредрик распорядился, чтобы ему принесли таз или любую емкость, и вскоре получил его. Хозяин харчевни был напуган, - уж не ведьмака ли к ним занесло? - но стоял столбом и следил за действиями Ласкомба.
В медный таз натекло около полпинты мутной, черной крови. Мужчина задергался, врач отпустил его и обмотал разрез тряпкой.
Фредрик смотрел, как лицо мужчины медленно приобретает прежние цвета.
- Кто он? – негромко спросил он.
- А, - махнул рукой хозяин, - Пьянчуга всего-то. Сэм его зовут. Сэм Стракс, вроде бы. Откуда он вообще берет деньги на эль, мне неведомо, но ради пинты он исхитряется их достать. – тут он нервно хихикнул. – А вы, верно, врачеватель, нанятый мэром, да-а?
- О, слава бежит впереди меня, - улыбнулся Фредрик. – Фредрик Райан Ласкомб к вашим услугам.
- Пройдемте вниз, - пригласил хозяин, - Зовите меня Стив. Да-да, просто Стив, безо всяких ненужных формальностей…
Они присели за столик. Стив, выказывая уважение к гостю, лично сходил в погреб и принес бутылку хорошего эля и ломоть черствого хлеба с жаренной свининой. Все это он поставил перед врачом, но тот отхлебнул лишь немного эля. Решив, что все формальности гостеприимного хозяина закончились, Стив снова вернулся к разговору.
- Вы уж не обессудьте, что я так нелюбезно принял вас. Видите ли, ваш видок не говорит о вас ничего хорошего. Еще думал, как только вас, господин Ласкомб, в город-то пустили…
Фредрик слегка поморщился. В пути на него три раза напали разбойники, и все его сопровождающие погибли.
Завидев недовольство посетителя, хозяин спешно прекратил распинаться на эту тему.
- Ну, господин Ласкомб, вы очень вовремя прибыли… Чернь-то совсем разбушевалась.
- Чернь? – приподнял брови Ласкомб.
- Кто чернью эту дрянь зовет, кто порчей, а кто-то и Божьей карой ее именует… В одном все сходятся: кара это, да, беда на нашу бедную голову. Одно хорошо: не одни мы такие, не нам одним страдать. Да, в общем-то, мне пока страдать и не приходится! Посетителей все больше приходит обсудить чернь эту, а все они и выпить желают, и закусить…
- Что же, господин Стив, хорошего в том, что столько людей гибнет от нее?
Хозяин натужно расхохотался.
- Бросьте, Ласкомб! Вам-то вообще лучше всех! Это ж сколько денежек вы каждый день гребете-то, лопатой, верно…
Фредерик плотно сомкнул губы.
- Я здесь не ради денег, а чтобы оказать помощь умирающим. Уж простите, господин Стив, я очень устал с дороги, и мне предстоит множество работы. Так что не утомляйте меня пустыми разговорами и предоставьте комнату.
Хозяин тут же засуетился, рассыпаясь в извинениях и заверениях, что все-то он сделает должным образом. О деньгах он предпочел не напоминать, рискуя остаться без них.
Фредрик получил лучшую комнату, принадлежащую до этого самому Стиву. Тот услужливо поставил чемоданчики с инструментами и одеждой по углам и исчез прежде, чем ему об этом напомнили. Ласкомб, раздевшись, лег на кровать и сразу же уснул. Сегодня ему требовался отдых.
Проспав два часа, Фредрик приступил к приготовлениям.
Инглис приехал вечером. Решив не тревожить мэра, ибо было уже довольно поздно, он заехал в город и остановился в гостинице «Гарцующий пони», не такой обнищалой, как «Зеленый дьявол».
Инглис решил, что приехал раньше Ласкомба. Однако утром он встретил его у харчевни «Гарцующий пони».
- Какая встреча, Фредрик!
- Добрый день, господин Инглис.
Инглис весело улыбнулся, но улыбка эта боле походила на улыбку мертвеца. Ласкомб непроизвольно вздрогнул.
- Я полагаю, вы только приехали.
- О, я прибыл сюда вечером. Как раз искал тебя. Ах, мне бы и в голову не пришло, что ты будешь у мэра, и я не ошибся. Чего же ты ждешь? Верно, пора бы собираться, иди же. Мне было бы любопытно, где же ты провел эту ночь. В захудалой харчевне?
Фредрик не ответил. Он коротко кивнул головой и попрощался, сказав, что следующая встреча должна быть возле поместья мера.
Вернувшись в «Зеленого дьявола», Ласкомб собрал свои вещи и надел костюм. Закончив приготовления, он направился к выходу. В харчевне было уже не протолкнуться, но люди, увидев его, непроизвольно расступались.
- Уже уходите? – услужливо спросил Стив.
- Да, мне следует начать работу. – Фредрик повернулся к нему, и хозяин перекрестился.
Врач хмыкнул и злорадно ухмыльнулся, но под клювообразной маской это было мало заметно. Не видна была и его мертвенная бледность, и черные круги усталости под красноватыми глазами.
- Всего хорошего, господин Стив, было очень приятно иметь дело с таким человеком, как вы. Надеюсь, что не избегу еще одной встречи с вами!
Хозяин еще долго мог бы смотреть в черную спину удаляющегося врача, гадая, был ли это тонкий юмор, но его подозвали грубыми криками и толчками.
На следующее утро Инглис и Ласкомб приступили к работе.
На улице стоял жутковатый запах тлена и крови. Крысы были повсюду, они бегали по улицами, по лежащим людям, попадали под дилижансы и валялись трупиками на дорогах.
Инглис был в странно приподнятом настроении.
- Чудно, чудно! – приговаривал он, - Чудно, Фред! Прекрасный день!
Ласкомб провел рукой в перчатке по стеклам очков. Мелкий осенний дождь противно моросил, намокали и мутнели стекла. Травы забивали ноздри противными и давно надоевшими ароматами… Он бесцельно повертел палочкой в руках.
- Здесь, любимый друг, мы разойдемся. Я пойду туда, ты обратно. – Инглис хохотнул. – Удачи! Нечто грандиозное ждет нас сегодня, - пробормотал он, когда Фредрик, кивнув, пошел своей дорогой.
Далеко он не отошел. Сразу же склонился над почти уже мертвой женщиной, лежащей на дороге. Померял палочкой пульс. Еще жива. Надо бы сделать кровопускание, но сначала благословить больную… Ласкомб достал из торбы сушеные лапки жаб и приложил их к щекам и прикрытым векам женщины, затем прошептал над ней молитву. Первая помощь была оказана.
Неожиданно сверху открылось окно, и толстая красная женщина вылила горшок с нечистотами прямо на врача и больную.
- Пшли вон, лазют тут, под окнами! – крикнула она. - Колдовство творют, не иначе ж!
Ласкомб молча смотрел на захлопнувшиеся резные ставни грязно-зеленого цвета, на грязь на нем и на женщине, на вылезшую крысу. Он согнал животное. Схватив пробегавшего мальчишку, он приказал: «Отнеси ее под навес, живо!» Вздрогнувший мальчишка повиновался немедля. Вскоре он уже тащил ее по грязным улицам в небольшие палатки.
Ласкомб проводил мальчишку взглядом. Затем посмотрел вверх. Туда, где было окно с резными, зелеными ставнями. Фредрик уже почти ненавидел его. Поддавшись искушению, он поднял камень с земли и бросил в окно и бросился куда подальше, пока краснолицая женщина, презиравшая докторов и больных, не вылезла с еще одним горшком.
Вечером Инглис и Ласкомб встретились в «Зеленом дьяволе».
- Как дела, друг мой? – спросил его Инглис, радостно улыбаясь.
- Превосходно.
- Ну, Фред, что же ты так угрюм? Получивший гонорар в сорок тысяч фунтов выглядит совсем не так! Да, маска тебе идет больше твоего лица! Эй, Стив! Иди сюда, дружище, налей-ка мне еще, выпьем за здоровье, твое и особенно мое! – Инглис рассмеялся, заглушая своим смехом жалкий фальцет Стива, как бы тот ни старался.
Фредрик и вправду сидел угрюмый. Временами было приятно, даже очень приятно, что люди боялись его. Стоило подойти, как все вздрагивали, начинали нервозно оглядываться, стараясь найти оправдание, куда б деться. Разве что больные не убегали, да и мертвецы не сильно рвались. Но иногда он чувствовал злость и… страх, да, пожалуй, страх. Неуверенность, нотку ереси в своих вроде бы богоугодных деяниях…
Правда, докторам не разрешалось вступать в очень тесные отношения с жителями городов, пораженных скверной. Их даже держали в специальных помещениях по ночам. Но Инглиса в четырех стенах было не удержать, и он, кажется, вечерами забывал о своем долге.
- Ну-у, Фред, а чего ты не пьешь? – протянул он.
- Спасибо, не хочется. Простите, Уильям, я пойду, должно оказать помощь всем, а я и так достаточно отдохнул. Всего хорошего. – Фредрик оделся в своей комнате и вышел из харчевни. Здесь ему больше делать нечего.
Прошло три дня. Три дня, долгих, как три столетия. Нет, тридцать столетий… Три серых рассвета и три кроваво-бурых заката. Утром Фредрик собрался и вышел из комнаты, предоставленной ему мэром в своем поместье. Здесь он проводил все время, не поддаваясь на провокации Инглиса.
На выходе на него буквально налетел Инглис. Маски на нем не было. Подбородок, нос и лоб его были красными, а щеки – бледными. Но он был не пьян, а смертельно напуган.
- Фре-е-ед, - прокричал-провыл он, - Я ви-идел… ЭТО!!!
- Господин Инглис, если вы о чуме, я тоже это видел.
- Нет же, дуралей, на себе!
Тут уже Ласкомб отпрянул.
- Что?!
- Что слышал! – Инглис схватил его за грудки, - Ты понимаешь?! Я обречен!
Фредрик пораженно молчал – эти слова произвели на него большее впечатление, нежели сам факт. Инглис наконец отпустил его.
- Надо бежать отсюда, может, тогда она пройдет! Только не забудь деньги потом забрать, понял?!
Он внимательно присмотрелся к Инглису: пот выступил на нем, он дрожал и мял в руках черную шляпу.
- Вы сказали – бежать? – медленно переспросил Ласкомб.
- Именно так я и сказал, - раздраженно подтвердил Инглис.
- Мы приехали сюда, зная, что можем умереть. Но мы приехали не дать погибнуть другим. Сколько жизней ты спас, Уильям? Много ли? Эти три дня ты говорил о деньгах и спорил с мэром о стоимости нашей работы. А скажи мне, сколько погибли, а? Вот сколько ты заработал на самом деле? Ты - трус. Забирай свои деньги и сам беги отсюда отсюда! - Ласкомб отвернулся и пошел.
Инглис смотрел на него не мигая, затем побелел окончательно. Он бросился на Фредрика, сорвал с него маску и схватил за шею. Уильям был старше его, даже стар – ему шел уже сороковой год, а Ласкомб только-только принял клятву Гиппократа и был молод. Они недолго боролись, и наконец Инглис придушил Фредрика.
Уильям истерично засмеялся – смехом человека, знавшего, как близко он к смерти. Смехом человека, уже не осознававшего, что он делает. Инглис заплакал, затем снова засмеялся. Он катался по полу, кричал, выл, кашлял. Наконец он застыл, лишь иногда вздрагивая.
Солнце еще не встало, а вокруг главной площади собралось много народу. Люди перекрикивались через всю площадь, обсуждая происходящее.
- Вот она! - надрывался вития, стоящий на самом краю эшафота, - Вот она - ведьма! Вот она - Черная Смерть!!!
- Да какая ж она черная, если рыжая?! - заорал кто-то.
- Ну ты темный! Дурак, что ли?! Это она притворяется!
- Ведьма! Ведьма!
- Что вы на деваху, это жиды все!
- Какие еще жиды? Видишь - вот она, ведьма, вот она! При чем тут жиды?!
- Же-ечь ведьму!!!
Нагая молодая девушка с жидкими и грязными рыжими волосами была привязана к высокому столбу. Она склонила голову набок и тяжко дышала от сильного изнеможения и боли - ее тело была покрыто следами пыток. Вокруг нее палачи сноровисто раскладывали сухие поленья.
- До-о-оченька! - голосила уже седая женщина в сером вышитом чепчике и ветхом красном платье.
Пламя взметнулось вверх. Девушка страшно закричала - кожа ее начала вздуваться и лопаться. Волосы, брови и ресницы сгорели еще быстрей.
- Это ве-едьма, видите! - продолжал кричать вития, - Видите, что с ней! Точно ведьма!
Одиозная фигурка ведьмы превратилась в пепел. Потом старый священник облил святой водой эшафот и прах. Толпа, весьма разочарованная, - они желали видеть нечто более грандиозное - разошлась.
Ночь неохотно уступала место дню - будто невежество язычников Божественному просветлению. Бог же ознаменовал этот день блеклым серым рассветом.